18.12.2009
Для чего Конституции цель

Наш коллега депутат Е.В.Ихлов в своей статье «Об опросе по основам конституции» посетовал, что вопросы, вынесенные на голосование 21-24 декабря «носят достаточно софистический и даже демагогический характер». Вынужден с ним категорически не согласится: эти положения принципиальны и не имеют ничего общего ни с софистикой, ни с демагогией.

На подобном их восприятии, видимо, сказывается тот факт, что зачастую люди, уставшие от словоблудия власти, перестают воспринимать обобщающие политические термины, и реагируют на них лишь как на форму ритуального заклинания, лишенную реального смысла. Между тем, формулируя цель Конституции, то есть то, ради чего она создается, без них не обойтись. И коль скоро вопрос возник, а содержательная часть терминологии не стала самоочевидной, восполню этот пробел, тем более что я, как автор этой формулировки, обязан это сделать.

Прежде всего, обращу внимание на первую часть формулы вопроса – определение механизма государственной власти. Суть ее в том, что цель Конституции – это не просто благие пожелания, а задачи, которые она должна решить, причем так, чтобы не оставалось возможностей для их извращения и превращения в нечто совершенно противоположное.

Некоторые из нас, возможно, думают, что достаточно как можно торжественней провозгласить самые лучшие на их взгляд принципы, а могут и будут ли они реально действовать на практике – уже не их забота. Главное – осчастливить мир великой идеей, а дальше – по известной русской поговорке: «Я прокукарекал, а там хоть не рассветай!»

Оттолкнемся от имеющегося перед глазами примера – нынешней Конституции РФ, которая провозглашает одно, а на деле происходит совершенно другое. Суть фокуса как раз в том, что провозглашенное в ней, например, разделение властей, реально кроме декларации ст.10 ничем не обеспечивается, а прописанный в последующих главах механизм власти на деле его аннулирует. Так вот, определение механизма власти, то есть того, как она будет действовать, означает создание и закрепление в статьях Конституции таких правовых положений, при которых заложенные нами задачи, то есть цель конституции, были бы реально исполнимыми и не допускали обращения их вспять. То есть мы должны будем не просто продекларировать какие-то хорошие положения, а обеспечить соответствующим правовым механизмом их исполняемость и, насколько нам удастся, неуязвимость, то есть невозможность их «подправить» в корыстных целях власти впоследствии. Благо нынешний опыт России дает нам столь обильные примеры государственной коррупции, что, анализируя его, есть что конституировать.

Возможно ли этого достигнуть? Я считаю, что вполне. Другое дело, что когда конституцию пишет под себя действующая государственная власть, у нее нет никакого стимула ограничивать собственный произвол. Отсюда либо витиеватые до умопомрачения формулировки, как, например, во французской конституции 5 республики, либо не подкрепленные ничем декларации, как теперь в российской, да и многих других. Это хорошо чувствуют рядовые участники политического процесса, т.е. граждане, когда начинают «голосовать ногами». А делают они это тогда, когда видят, что от их голоса ничего не зависит. Когда же выборы становятся реальными, как, например, было в России в 1989 году, то и 99% явки по всей стране появляются без принудиловки и приписок.

Таким образом, одна из задач и цель конституции не в том, чтобы просто продекларировать, что власть должна свободно избираться своим народом, но и заложить такой политический механизм, при котором иное не было бы возможным, во всяком случае, при действии этой конституции. Поэтому замечание о том, что реально власть избирается лишь третью электората (и это в лучшем случае!), относится как раз к существующей ситуации голосования ногами. Мы как раз должны создать такую систему, при которой избиратель поверил бы в свободные выборы, убедился, чем они обеспечены, и таким образом был бы максимально мотивирован в них участвовать. Тогда свободно избираемая народом власть превратится действительно в ту, которую он желает.

О втором положении, видимо, не вызывающем значительных споров, скажу лишь, что законодатели, например, Венецианской республики, простоявшей, кстати, больше любой другой в мировой истории – 1100 лет, свои основные законотворческие усилия сосредоточили именно на создании барьера злоупотреблениям властью, что, в результате, решающим образом сказалось на долголетии республики. Таким образом, возможность создать ориентированные на это политические механизмы есть, надо лишь всерьез поставить эту задачу перед конституцией, и, разумеется, решить ее.

О необходимости введения политического механизма ответственности власти за результаты своего правления, на мой взгляд, менее всего можно спорить в России. За эти годы мы насмотрелись на такое, что утверждать, будто правящая партия, а, следовательно, и ее представители, непосредственно осуществлявшие эту власть, превратившись в оппозицию, уже понесли достаточное наказание за свое правление, попросту невозможно.

Возьмем, навскидку, хотя бы историю со Стабилизационным фондом, а, проще говоря, несколькими годовыми бюджетами, украденными из страны у всех на глазах. Это что же, после смены режима мы все должны будем утешиться тем, что создание этого фонда было проголосовано Госдумой? Мол, все нормально, нас всех обворовали по закону? И это только один пример, а их десятки, если не сотни.

Любая власть, которая придет на смену нынешней после подобных фантастических афер и увидит, что они сошли ее предшественникам безнаказанно, а никакой реальной преграды в будущем для них не создано, будет автоматически провоцироваться на их повторение. Повторюсь, на мой взгляд, у нас в России необходимость ответственности власти за результаты своего правления доказана жизнью.

Замечу, к слову, что она не помешала бы и многим за рубежом, так что нам будет кому подать в этом пример, и будет, кому его с нас взять. Вот, например, Обама - пришел к власти, по сути пообещав прекратить ближневосточные войны Америки, а сейчас уже фактически поставил на этом крест. И совершенно спокоен: ведь он знает, что ему за это ничего не будет. Хотя, будем говорить прямо, речь идет о политическом мошенничестве по отношении к целому народу, поверившему ему.

Впрочем, что Обама, один, что ли, такой? Вот, например, Де Голль, пришел к власти с лозунгом: «Алжир останется французским», потребовал принятия под него конституции 5 республики, фактически давшей президенту королевские полномочия, а потом взял и сдал Алжир. При этом в конституцию предусмотрительно было записано положение, что президент не может нести какую бы то ни было уголовную или гражданскую ответственность за деятельность на своем посту. Оно действует и до сих пор…

Поэтому, на мой взгляд, положения, внесенные в формулировку цели конституции не пустая риторика, а совершенно конкретные задачи, не выполнив которые, мы не сможем заложить действенный механизм народовластия в России.

Хочу подчеркнуть, что голосуя за эти положения, мы не определяем, каким именно способом они будут реализованы - это задачи будущих этапов нашей работы. Мы лишь устанавливаем, что для достижения подлинного народовластия, эти задачи должны быть обязательно решены и являются взаимосвязанными.

Теперь о высшей государственной власти и реальности разделения ее ветвей.

На мой взгляд, здесь принципиально возможны лишь два подхода: либо высшая государственная власть принадлежит народу в целом, и потому исходящие от него акты, как то решение референдума, итоги выборов или, скажем, право на восстание против злоупотребившей его доверием власти имеют высшую государственную силу, либо эта высшая государственная власть однажды передается кому-то другому, и этот другой далее осуществляет ее от имени народа. Это может быть коллегиальный орган, а может быть пожизненный или наследственный самодержец в любой форме (государь император, генсек или тандем-президент). При этом допустим и, возможно, необходим вариант реализации высшей государственной власти народа через некий специально созданный орган широкого народного представительства с целью превратить голосования типа референдума или объявления власти злоупотребившей народным доверием из исключительного мероприятия во вполне осуществимую процедуру на регламентированной основе. Но это определяется лишь удобством реализации этой высшей власти и станет предметом обсуждения и разрешения на последующих этапах нашего конституционного проекта.

Но, так или иначе, на мой взгляд, процедура разделения властей не может быть основана на том, что представители одной ветви власти назначают других. Если это так, то власть, по сути, не разделена. Например, в Великобритании, хотя суды и весьма независимы, как показал недавний случай с Ципи Ливни, фактически разделения властей нет, ибо в конечном итоге вся власть исходит от победившей на текущих выборах партии. Там роль сдержек и противовесов играют многовековые традиции, несменяемость некоторых уже действующих институтов власти (например, тех же судей) и установившееся в обществе определенное доверие к ним. Окажется ли эта система прочной и в будущем – посмотрим. В любом случае у нас таких традиций нет, есть скорее обратные. Поэтому, на мой взгляд, в наших условиях обеспечить реальное разделение властей можно лишь независимо избирая их. Как, например, это делается в США, где законодатели, судьи и президенты с мэрами и губернаторами, т.е. исполнительная власть, избираются независимо. Кстати, напомню, что и в СССР судьи судов первой инстанции избирались, хоть и формально. Это сейчас они все назначаются «царским указом».

Каким именно образом избирать ту или иную ветвь власти – это отдельный вопрос и его мы разрешим на последующих этапах нашей конституционной реформы. Не думаю, например, чтобы судьи апелляционных или иных инстанций, о чем пишет Е.В. Ихлов, были бы в принципе неизбираемыми. В конце концов, могут устанавливаться критерии для кандидатов на пост, включающие, например, определенный судейский опыт. Выборность в таком случае привлечет общественный интерес к деятельности потенциальных кандидатов на судейские должности, высветит те решения, которые они принимают, и, в конечном счете, определит, оставаться ли им и дальше судьями. Не думаю, чтобы в том состоянии, до которого доведена российская судебная система, это было бы самой плохой идеей.

Еще раз подчеркну, на этом этапе конституционной реформы мы обсуждаем лишь принципы, если угодно, основные задачи, а не конкретные способы их решения. К ним мы обязательно придем в дальнейшем, но сейчас мы должны определиться, в каком направлении двигаться.

Мне кажется, что те, кто представляет себе политическую деятельность лишь перебором готовых решений, сводит ее в лучшем случае к чему-то вроде тестов ЕГЭ, а в худшем – к детскому конструктору Лего. Написать действительно новую российскую конституцию таким способом не получится.

Валерий Смирнов

-	К проекту Конституции “Прямой демократии”

-	КОНСТИТУЦИЯ ПРЯМОЙ ДЕМОКРАТИИ

07.06.2012 -

Моя профессия

30.05.2012 -

101 вопрос

13.03.2012 -

Суд учтёт