Депутатская трибуна
21.11.2012
"Полдень, XXII век"
Борис Стругацкий умер. Описанный им фантастический мир - "Полдень, XXII век"
- ушел очень далеко. В этом мире уже в 90-е годы XX века советские
космонавты впервые исследовали Венеру, в начале XXI - уже обживали Марс.
Его старший брат умер в 1991 году, в 30-ю годовщину принятия Программы
строительства коммунизма, уже поняв, что этого не будет.
Борис Стругацкий был на восемь лет младше и прожил еще 21 год. Хотя еще
тогда, проводив брата, сказал: "Писателя Аркадий и Борис Стругацкий больше
нет. Он умер".
Борис Стругацкий умер в 50-ю годовщину выхода в свет их исходной, базовой
книги - "Полдень, XXII век" - развернутой утопии, создав которую братья
стали писать и о том, какие проблемы могут возникнуть в этом "Мире Полудня"
- мире построенного коммунизма.
Многие из тех, кто читал книги Стругацких, видят в них лишь внешнюю форму -
фантастику. Пусть даже интересную и захватывающую, одну из лучших в мире -
но лишь фантастику, увлекательную литературу. Только меньшая часть видит в
них глубокую философию.
Кто-то считал их диссидентами, а их романы - тот же "Обитаемый остров" -
пародией на Советский Союз того времени. На деле это не так - потому что
мир, описанный в этом романе - это скорее мир современной России. Да и сам
Борис Стругацкий писал, что это роман о стране проигравшей войну, каковой
СССР во времена написания романа явно не являлся.
И если вдуматься серьезно, многое из описанного ими в их серии книг о
тупиках исторического развития - это как раз о том, что может случиться,
если люди, подобные некоторым диссидентам одержат верх.
За полгода до смерти Стругацкий был
уверен: к описанному им миру свободного труда люди придут
Стругацкие подписывали письма в защиту Синявского и Даниэля, но никогда не
публиковали свои романы за границей, считая это морально недопустимым. И они
искренне негодовали, когда их рукописи пиратски опубликовал журнал "Посев".
Видя, что движение к миру их идеала, "миру, в котором им хотелось бы жить",
явно начинает тормозить, они писали о том, что мешает к нему двигаться, и о
том, в какой ловушке можно оказаться испугавшись движения к нему. Отсюда
целый ряд их антиутопий, "Проклятые миры": Сарракш, Гиганда, "Град
обреченный".
Последний они написали, находясь, по их словам, в состоянии идеологического
вакуума, опасаясь, что до создания коммунизма далеко, но не считая возможным
"принять буржуазную идеологию, осознавая ее ущербность". Это роман об ужасе
существования в деидеологизированном мире. Кстати, в прошлогоднем интервью
на вопрос о том, с каким из их Миров он соотнес бы сегодняшнюю Россию, Борис
Стругацкий ответил: "С миром Фрица Гейгера". Это "Град обреченный" в той
стадии, когда его безумие и распад прекращены твердой рукой совершившего
переворот автократа, установившего порядок и накормившего жителей. Фриц
справился со свалившимися на Град катастрофами, но понимает, что в нем явно
что-то не в порядке. Потому что нет целей, нет смыслов и ценностей.
Тот, кто однажды испугается идти вперед и вверх, идти в Будущее, будет
обречен идти по кругу, зажатый между скалой и обрывом, и никогда никуда не
придет: "Сказали мне, что эта дорога меня приведет к океану смерти, и я
повернул обратно... И с тех пор все тянутся передо мной кривые, глухие
окольные тропы".
А Будущее - оно, по мысли Стругацких, может оказаться совсем не таким, каким
мы его себе представляли, и еще нужно уметь его узнать.
Многие хотели бы видеть Бориса Стругацкого единомышленником Новодворской и
"Эха Москвы". Он не скрывал, что последние двадцать лет сознательно
голосовал за самые рыночные партии, считая, что рынок нужен, чтобы
обеспечить материальное изобилие. Но он никогда не скрывал и того, что не
считает материальное изобилие главным. Потому что, если не будет "высокой
теории воспитания", способной воспитать Нового Человека, то человек "Мира
Потребления" так и останется "желудочно-неудовлетворенным кадавром", жадно,
пока не лопнет, пожирающим селедочные головы, либо станет
"гением-потребителем", который хочет всего и сразу, и в этом стремлении,
соединенном со всемогуществом, готов уничтожить мир.
При этом Стругацкий не скрывал главного - "идеалы остались прежними". Как и
полвека назад, это "Мир Полудня", в котором живут свободные и добрые люди,
ни от чего не способные получать большей радости и наслаждения, нежели от
своей работы. Это куда ближе к исходным представлениям классиков коммунизма,
чем многие трудно читаемые абзацы более поздних партийных документов.
И Стругацкий прямо писал, что ни он, ни его брат никогда не смогли бы
написать книгу о предпринимателях - "людях рынка". По его словам, у него
были знакомые из этой среды. Они могли быть хорошими или плохими, но писать
о них с интересом он бы не смог. И для него, и для его брата они всегда были
чужими.
Как коммунистические мыслители Стругацкие ни в чем не уступают Мору или
Кампанелле. Но дело даже не в том, был ли Борис коммунистом или либералом.
Дело в том, что он, как и его брат, были величайшими мыслителями, причем
родившимися и творившими в нашей стране.
И то, что их политическая философия изложена в художественной форме, само по
себе мешает понять ее глубину. Хотя и "Утопия" Томаса Мора была по форме
типичным средневековым романом странствий. И почти таким же был "Город
Солнца" Томмазо Кампанеллы. Да и "Войне и миру" Толстого, равно как и
романам Достоевского никто не отказывает в философском содержании мирового
значения, не говоря уже о "Что делать?" Чернышевского. Большая часть
просветительской философии Вольтера изложена в его пьесах.
Практически все, что написали Стругацкие, - это глубочайшие
политико-философские и политико-этические произведения - утопии, антиутопии,
критические утопии. Вот только, пока они были живы, общество оказалось не
готово признать их великими политическими мыслителями.
Кто-то может обратить внимание на специфику и нюансы политической позиции
Стругацкого в последние двадцать лет. Действительно, подписи под некоторыми
политическими заявлениями и воззваниями для человека, написавшего самую
лучшую картину будущего победившего коммунизма, выглядят странно. Только
нужно помнить, что все это не более странно, чем поведение его героев из
будущего коммунистического общества, оказавшихся в том или ином погибающем
мире, и взявших на себя ответственность быть прогрессорами, в одиночку
пытаясь вернуть ход истории на покинутый путь.
Самыми великими людьми в истории Борис Стругацкий называл Ленина, Рузвельта
и Мао Цзэдуна: людей, создавших новые миры.
В апреле этого года, за полгода до смерти он был уверен: к описанному им
миру свободного труда люди придут. Он мог в своих действиях быть правым или
ошибаться, как подчас ошибались его герои, действуя в "Проклятых мирах". Но
он взял на себя ответственность за приближение того, что он называл
"Полдень. XXII век".
Сергей ЧЕРНЯХОВСКИЙ
Публикации раздела: Депутатская трибуна